Брайана ее ответ, судя по всему, не убедил. На его лице сохранялось озабоченное выражение. Он действительно был милым парнем и очень старался, чтобы им были довольны. Что ж, теперь ему придется показать, на что он способен. Со смертью Симона Лесли оставалась единственной, кто досконально разбирался в делах семейной фирмы Винтеров, а потому ей предстояло взять на себя руководство компанией. И она была полна решимости это сделать. Вернувшись домой, Даниэль должен обнаружить, что работа компании не прекращалась ни на один день.
— Как Даниэль? — прервав ее размышления, поинтересовался Брайан. — Что говорят врачи?
— Считают, что прогноз благоприятен. — Лесли тяжело вздохнула, вспомнив паутину трубок и проводов, опутавшую забинтованное тело Даниэля. Самыми пугающими, однако, были белые повязки на глазах — доктор Флетчер предупредил, что о том, сохранилось ли зрение, можно будет судить не раньше, чем через пару недель.
Она всегда их безумно любила — глаза Даниэля, но лишь сейчас с острой тоской поняла, как они прекрасны: в зависимости от настроения то зеленые, то карие, озаряющие солнечным светом даже самый пасмурный и дождливый день.
Стоя возле больничной койки и глядя дна его лицо в кровоподтеках, на опухшие, разбитые губы, Лесли вдруг осознала: она смогла бы смириться с тем, что никогда больше не увидит ослепительной улыбки Даниэля. Но как жить, если ей не суждено будет хоть изредка заглядывать в его бездонные глаза…
Когда машина въезжала в ворота, Лесли бросила взгляд на огромный особняк с нелепой четырехэтажной башней, нависающей над левым крылом, и внутренне поежилась. Господи, как она ненавидела этот дом!
Она переехала сюда два месяца назад, сразу после помолвки. На этом настоял Симон. Кроме прочих соображений, он аргументировал это тем обстоятельством, что поблизости жил один из самых почтенных клиентов их фирмы, и в интересах дела было бы неплохо, если Лесли — главный бухгалтер компании — всегда находилась под рукой. Она всегда подозревала, что основной причиной в действительности было желание Симона держать ее на коротком повадке. Чтобы она жила под крышей его дома, ела за его столом, вдалеке от отца и друзей, добраться до которых отсюда можно было, лишь попросив у него разрешения воспользоваться его автомобилем. Симону нравилось держать людей под контролем.
Отогнав от себя эти мысли, Лесли постаралась сосредоточиться на делах.
— Что слышно от мистера Хаггерти? — спросила она Брайана. Генри Хаггерти и был тем самым особо важным клиентом. — Собирается ли он продолжать сотрудничать с нашей компанией после гибели Симона?
— Судя по всему — да, — с готовностью ответил Брайан. — Он звонил и сказал, что все договоренности остаются в силе, ведь он вел дела с вами, а не с мистером Винтером. Забавный старикашка. Похоже, он испытывает к вам слабость.
— Только не стоит называть клиентов «старикашками», — невольно улыбнувшись, заметила Лесли. — Особенно таких многообещающих, как мистер Хаггерти.
Смутившись, Брайан нервно поправил очки, и продолжавшая улыбаться Лесли с трудом удержалась, чтобы по-матерински не погладить его по руке в знак утешения. Несмотря на то что ей было всего двадцать шесть, она чувствовала себя достаточно зрелой, чтобы быть его матерью. Возможно, потому, что ей уже с десяти лет, после смерти матери, пришлось взять на себя заботу о нежно ее любившем, но плохо приспособленном к жизни отце. Обстоятельства заставили ее повзрослеть очень рано.
Желание погладить руку Брайана улетучилось, когда она взглянула на свою собственную, все еще перебинтованную ладонь. Осколок стекла поранил безымянный палец настолько глубоко, что пришлось наложить швы. Лесли вспомнила, что никто так и не спросил, куда делось ее обручальное кольцо с бриллиантом в четыре карата, которое могло бы защитить палец.
— Пройдемте в дом? — странным, ненатуральным голосом продолжил Брайан, протирая очки. Он как-то отчужденно смотрел на нее своими близорукими глазами, и только тут Лесли спохватилась, что ему могли рассказать о случившемся? Скорее всего это была непристойная мешанина правды и выдумки. История и впрямь представляла благодатнейшую почву для самых буйных фантазий: кровь и амнезия, огонь и буря, пропавшее обручальное кольцо и смерть.
Однако даже смелая выдумка едва ли могла сравниться в своем безумии с тем, что произошло на самом деле.
Глубоко вздохнув, Лесли повернула ручку входной двери.
Проспав несколько часов, она проснулась уже в сумерках. Близилось время обеда. Через силу поднявшись, она пошла в ванную. Как бы там ни было, жизнь продолжалась, изменить ничего уже невозможно, да и не в характере Лесли было прятать голову в песок.
— Можно войти? — раздался за дверью нетерпеливый голос.
Лесли вздрогнула от неожиданности и осознала, что в дверь уже давно стучит Аннетт — экономка Винтеров, которая, по всей видимости, принесла поднос с обедом. Бросив быстрый взгляд в зеркало, она поспешила открыть.
— Боже мой, девочка! — воскликнула пожилая женщина, оглядев Лесли с ног до головы. — Ты похож на мокрый крыса, сунутый в воду.
Лесли не смогла сдержать улыбку. Аннетт приехала в Калифорнию из Бельгии тридцать лет назад и хотя вполне успела американизироваться, в напряженные моменты намеренно говорила по-английски неправильно, чтобы комический эффект разрядил обстановку. А моменты такие в доме Винтеров возникали то и дело.
Не переставая улыбаться, она взяла у экономки поднос, от которого исходил весьма аппетитный запах, и, поблагодарив, спросила: