Не изменяй любви - Страница 43

А в следующее мгновение к машине уже подбежал Даниэль. Рванув дверцу так, что она едва не сорвалась с петель, он одним движением своих могучих рук вытащил Лесли наружу.

— О, Лесли! — кричал он, прижимая ее к себе. — Боже мой, Лесли! Что я наделал!

Безвольно приникнув к его холодной груди, она смутно вспомнила, что однажды уже слышала эти слова. Однако в тот раз они звучали чуть иначе. Что мы наделали? — тоскливо и потерянно спрашивал он тогда. Изменилось всего лишь одно маленькое местоимение. Но Лесли, замирая от надежды и страха, подняла к нему свое мокрое лицо.

Сердце екнуло у нее в груди. Прекрасное лицо Даниэля было искажено страданием, глубоко запавшие глаза наполнены мукой, спиной он опирался на машину, как будто боясь не удержаться на ногах. Его нога! — пронзило Лесли. Боже, да как он вообще смог сюда дойти? И какую невыносимую боль он сейчас испытывает!

— Прости меня, Лесли, — тихо сказал он, и в голосе его была такая же мука, как и в его глазах. — Я понимаю, слова ничего не значат, но если бы ты знала, как мне стыдно, любовь моя. Как невообразимо мне перед тобой стыдно!

Боясь, что все это окажется сном, Лесли закрыла глаза и несколько секунд не отвечала.

— Ты действительно мне веришь? — спросила она, вновь посмотрев ему в лицо.

— Да, — ответил он, прижимая ее к себе так сильно, будто опасался, что она снова убежит или попросту растает в воздухе. — Больше того, любовь моя: я все вспомнил.

Не осмеливаясь поверить, Лесли напряженно вглядывалась в его лицо. Она уже столько раз позволяла себе это — поверить, что к нему наконец вернется память, и столько раз надежды ее были обмануты: когда он пришел в себя в больнице, когда вернулся домой, когда поцеловал ее, когда снова смог ее увидеть, и самое жестокое разочарование — когда он вновь ласкал ее тело и не узнал его.

— Это правда, — шепнул он, и губы его вдруг тронула давно забытая улыбка, как будто пришедшая из той, прежней, жизни. — Я помню все. Каждое мгновение.

Все еще сомневаясь, Лесли смотрела на него сквозь полуприкрытые ресницы, на которых дрожали маленькие капельки дождя. Буря затихла. Даниэль поднял ее подбородок и, по-видимому, распознал это сомнение, таившееся в глубине ее глаз.

— Ты мне не веришь? Ладно, посмотрим, удастся ли мне тебя убедить. — Он снова улыбнулся. — В тот вечер ты не была такой смелой, как вчера, не так ли? Хотя, если память мне действительно не изменяет, ты была слегка навеселе. Я как будто припоминаю пустую бутылку из-под вина…

При этих словах и Лесли не смогла сдержать улыбки.

— Ну, здесь ты немного преувеличиваешь. Кое-что в ней все-таки оставалось…

— И даже в том состоянии, разгоряченная вином, ты была полна решимости не преступать границ дозволенного. Мне пришлось основательно поднапрячься, чтобы преодолеть твое сопротивление.

— Да уж, — несмотря на краску, залившую оледеневшие щеки и шею Лесли, улыбка ее стала еще шире, — но вчера вечером все было несколько иначе.

— А все, что на тебе тогда было, — продолжал Даниэль, — это никчемный кусок материи, который ты почему-то именуешь халатом.

— Ничего подобного, — глядя на него сияющими глазами, возразила Лесли. — Это был очень приличный халатик. — Она оценивающе подняла полы махрового халата, который был на ней сейчас. Он промок насквозь и весил никак не меньше тонны. — Не то что эти доспехи.

— Ну, вчера мне эти доспехи не очень-то помогли, не так ли? — рассмеялся Даниэль.

Опять покраснев, Лесли замотала головой.

— Может быть, все дело в том, — голос Даниэля стал очень серьезным, — что против такой любви, как наша, не устоят никакие доспехи.

— Даниэль, я…

Он приложил к ее губам свой длинный указательный палец.

— Прежде чем продолжить, подумай вот о чем. Я причинил тебе много горя. Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?

— Да, — тихо сказала она, сама удивляясь, какой ерундой представляется сейчас все, что ей пришлось пережить. — Да.

— О, Лесли! — воскликнул он, прижимая ее ладони к груди. — Если ты только меня простишь, если ты сможешь это сделать, клянусь: никогда больше я не заставлю тебя страдать!

Улыбнувшись, она покачала головой.

— Мне кажется, ты все-таки вспомнил не все, милый. — Она протянула руку и погладила его по мышцам груди и живота, которые судорожно сжимались при этом прикосновении. — В тот день ты тоже обещал, что происшествие на клумбе никогда больше не повторится. — Рука ее остановилась там, где находился бы ремень, успей Даниэль его надеть. — Видишь, чего стоят твои обещания? Как сказал бы папа: один к ста, что ты их не сдержишь.

Порывисто прижав Лесли к себе, он сжал в ладонях ее лицо.

— Выходи за меня замуж, — сказал он дрожащим от страсти голосом. — Клянусь, я сделаю тебя счастливой: в цветах, в спальне, под дождем…

Однако вызванный ее невинной шуткой призрак отца вдруг встал перед ними, заставил Лесли отстраниться.

— Даниэль, — сказала она, решив расставить все точки над «i» сейчас, пока она еще в состоянии говорить. — Что будет с моим отцом? А вдруг ему не удастся вылечиться?

— Я уверен, мы сумеем ему помочь. Вместе мы сможем одолеть что угодно. Ведь у нас с тобой есть какая-то волшебная сила, Лесли. И мы поделимся ею с ним.

И почему-то она ему поверила. Она знала, чувствовала, что волшебство, о котором он говорил, действительно существует. Она ощущала, как оно пронизывает ее всю, наполняет вены любовью и надеждой и… еще чем-то, что заставляло всю ее пылать от нетерпения, несмотря на холод этой ненастной ночи.